Нашла совершенно потрясающую статью Людмилы Петрановской, объясняющий феномен, которым страдаю я.
К большому сожалению, все так и есть, как там написано…
И это одна из главных моих претензий к маме. Что мама не она мне, а я ей.
Если ребенок решил, что он – родитель своих родителей
– У поколения нынешних тридцати-сорокалетних вообще немало проблем во взаимоотношениях с родителями. Не раз вы писали в своих статьях, книгах, говорили на лекциях о травме поколений. Есть ли у вас понимание, в чем особенность поколения сорокалетних, в чем причина сложности их взаимоотношений с родителями?
– Особенность этого поколения состоит в том, что в нем распространено явление парентификации, «усыновления родителей». Достигнув определенного возраста, дети были вынуждены поменяться с родителями своими эмоциональными ролями, сохранив социальные. Иначе говоря, они несли несвойственное их возрасту бремя ответственности за эмоциональное состояние своих родителей, которые не могли найти другие источники поддержки.
Нынешним семидесятилетним людям часто самим не хватало родительского внимания, принятия, потому что их собственные родители были ранены войной или репрессиями, остались инвалидами, потеряли супругов, были предельно уставшими, нереально много работали и вели тяжелый быт, болели, рано умирали.
В течение продолжительного периода жизни их взрослые находились в состоянии полнейшей мобилизации и функционирования на грани выживания. Наши мамы и бабушки вырастали, но их детская потребность в любви, мире, принятии, тепле, заботе так и осталась не удовлетворена. Их проблемами никто не занимался, да и не особо о них знал.
Будучи физически взрослыми, эмоционально и психологически они оставались недолюбленными детьми. Когда же у них появлялись собственные дети, их любили, растили, заботились (покупая одежду, еду), но на глубоком эмоциональном уровне страстно ждали любви, заботы, утешения от детей.
Поскольку ребенку в отношениях с родителем деваться некуда, это очень тесная связь, то он неминуемо откликается на чувства взрослого, на предъявляемую ему потребность. Особенно если понимает, что мама без этого несчастна. Достаточно обнять ее, сказать ей что-то приятное и ласковое, порадовать своими успехами, освободить от домашней работы, как она начинает чувствовать себя явно лучше.
Ребенок подсаживается на это. Он формирует в себе гиперзаботливого маленького взрослого, маленького родителя. Ребенок и эмоционально, и психологически усыновляет собственных родителей, сохраняя при этом свою социальную роль. Он по-прежнему вынужден слушаться взрослых. При этом в трудную минуту он эмоционально нянчит их, а не они его. Он сохраняет самообладание, предоставляя старшему поколению возможность истерить, паниковать или злиться.
В результате ребенок растет родителем собственным родителям. И эта родительская позиция сохраняется и переносится на всю жизнь, на отношение к своим детям, как к детям, и к своим родителям, как к детям.
– Вырастая, мы все-таки пересматриваем свое отношение ко многим вещам и людям. Разве нет?
– Можно перестать быть мужем или женой, другом или подругой, соседом, учеником, работником, можно вырасти и перестать быть ребенком, но невозможно перестать быть родителем. Если у тебя есть ребенок, ты его родитель навсегда, даже если ребенок уехал, даже если его не стало. Родительство – неотменяемые отношения.
Если ребенок внутренне, эмоционально и всерьез решает, что он родитель своих родителей, то он не может выйти из этих отношений, даже будучи уже взрослым человеком, даже имея свою семью и детей. Нормально функционируя в своей новой семье, такие взрослые продолжают нянчить родителей, всегда выбирать их интересы, ориентироваться на их состояние, ждать их эмоциональной оценки. Они ждут не просто эмоций, а в буквальном смысле слов: «Сынок, ты мне сделал хорошо», «Доченька, ты меня спасла».
Очевидно, что это тяжело и этого просто не должно быть. В норме дети не должны столько думать о родителях. Конечно, мы должны помогать своим родителям: оказывать им помощь, обеспечивать лечение, покупать продукты, оплачивать квитанции. Здорово, если мы хотим и можем общаться к обоюдному удовольствию.
Но дети не должны посвящать себя обслуживанию эмоционального состояния родителей. Они должны растить своих детей и заниматься их состоянием.
Для людей с парентификацией это очень непросто принять. Ведь они психологически в этой паре – не дети.
Почему мы чаще предъявляем претензии матерям
– Оглядываясь на прошлое, претензии мы чаще предъявляем матерям. Почему именно они становятся объектом обвинений?
– Как мы уже говорили, эмпатическая поддержка – это то, что нам ценнее всего в отношениях. Представьте: вы поделились чем-то, что вас тронуло или впечатлило, с коллегой по работе. Тот что-то такое ответил, но вам очевидно, что ему плевать на ваши чувства, открытия и впечатления. Неприятно, но не ужасно, в конце концов, у него своя жизнь.
Другое дело, если вы рассказали нечто важное о себе мужу или жене, а тот, например, продолжает в телефоне сидеть. Или отвечает глупой шуткой, или начинает поучать вместо сочувствия. Согласитесь, что последняя ситуация будет переживаться гораздо болезненней, чем первая. Психологи называют это «эмпатическим провалом».
Ребенок нуждался в утешении, а на него рявкнули и обвинили. Ребенок нуждался во внимании, а родитель был уставший и замотанный, ему не до того. Ребенок поделился сокровенным, а над ним посмеялись. Это и есть эмпатический провал. Именно это состояние мы особенно болезненно переживаем от близких людей и в первую очередь от матери.
Уклад в советских семьях предполагал, что в основном женщина занималась детьми, помимо того, что заботилась о быте и работала. Папы многими детьми вообще воспринимались довольно дистантно. Соответственно, у детей близкие отношения складывались с матерями. Именно поэтому главные претензии за нанесенные обиды мы предъявляем прежде всего матерям.
Знаю людей, у которых с отцами были близкие отношения, и больше претензий они предъявляют к папам, даже если мама творила не самые хорошие вещи. Но обида не на нее – она «такая», а на папу – почему не защитил, не утешил? Мы всегда предъявляем больше претензий тем, от кого больше ждали. Тем, кто для нас важнее.
– Сегодня родительство изменилось? Оно другое?
– Конечно. Дети сегодня гораздо больше находятся в центре внимания взрослых, чем это было в 70-80-е годы ХХ века. Тогда не было такого детоцентризма. У сегодняшних родителей гораздо больше рефлексии на тему воспитания. Их волнует не только, сыт ли, одет ли ребенок, но как он развивается, что с ним происходит, как строить с ним общение, каковы его переживания.
– Это тоже следствие парентификации?
– Отчасти да. Они несут привычные родительские роли и потому гиперзаботливы, слишком включены в жизнь ребенка, слишком много думают о детях. Для описания этого состояния я часто использую термин «родительский невроз». Довольно распространенное явление, которое имеет свои последствия.
Источник: (вторая половина статьи, после картинки из фильма «Похороните меня за плинтусом»
«Он у тебя лежит на газоне, это неприлично» – почему от маминых слов нас бомбит три дня
